Вт. Мар 19th, 2024

Ульяновский киллер меняет «масть»-2, или Удивительные приключения Дениса Кораблева

Нет, не случайно пришли на память эти строчки Андрея Макаревича. Начав в предыдущей главе разговор о том, как меняются в ходе следствия и судебного процесса показания свидетелей, мы вдруг поняли, что это происходит не случайно – послушные чьей-то «ловкой и натруженной руке», многие участники этого уголовного процесса либо заново переписали свои роли, либо напрочь забыли все, сыгранное ими до сих пор. А присмотревшись внимательно к участию в действе и главного его распорядителя – судьи, мы всерьез задумались о незримом присутствии в деле этой самой «ловкой и натруженной» http://ulnovosti.ru/content/5/Ulyanovskiy_killer_menyaet_mast_/ .

Впрочем, давайте по порядку. В самом начале нашего обстоятельного рассказа описали мы историю о похищении, пытках и покушении на убийство со слов «ульяновского киллера», поменявшего амплуа на потерпевшего. Но эта история – не единственная из рассказанных им. И в тот день, когда полицейские встретили его в районе Майской горы и привезли в расположение, он озвучил совершенно иную версию произошедшего с ним в тот день, из которой следовало, что в тот день над Денисом Кораблевым просто кто-то жестоко пошутил. Подъехали четверо с пластиковыми пистолетами в руках, связали, посадили на заднее сиденье «приоры», вытащили из его карманов и выбросили телефоны. Затем, не разговаривая с ним, довезли до Майской горы, где вытащили из машины, разрезали путы педикюрным ножом и… уехали.

«По дороге меня не били, угроз мне не высказывали. Оказавшись на улице, я пошел в сторону дома. Проходя по лесу в темное время суток, я упал в овраг, в результате падения я получил телесные повреждения на лице, шее, руках и теле. По дороге на Димитровградском шоссе, на остановке «по требованию» я увидел сотрудников полиции, которые затем доставили меня в отделение полиции на ул. Мелекесской. Случившееся со мной сегодня никак не связано с деятельностью моей жены Кораблевой М.И., а также с деятельностью моей фирмы. Ранее никаких угроз в мой адрес и в адрес моих близких не поступало. На данный момент я ни к кому претензий не имею, от госпитализации отказываюсь», — записано в объяснении, отобранным у Кораблева следователем Э.Е. Ефремовым, под которым рукой Кораблева написано: «С моих слов записано верно. Мной прочитано». И подпись.

Органичным и логичным продолжением является и приведенное в предыдущей главе объяснение полицейского Панова. Связав их воедино, даже абсолютный профан в уголовном праве скажет, что никаких оснований для возбуждения уголовного дела они не дают. Но дело-таки есть. И появились в нем и похищение, и избиение, и угрозы, и покушение на убийство, и вымогательство. А пластиковые стволы превратились в боевые, да еще и с лазерным прицелом. Вот и скажите теперь, что строчки из песни пришли мне на память просто так.

Однако на этом «чудеса» не кончаются. И в то время, когда одни участники процесса обнаруживают у себя абсолютный музыкальный слух и феноменальную память, другие демонстрируют чрезвычайно острое зрение. Так, свидетель Белова, работавшая в 2016 году охранником на той базе, откуда был якобы похищен Кораблев, и дежурившая 11 октября, на одной восьмой части компютерного монитора (примерно 12 на 14 см), куда выведены проекции с восьми видеокамер с не самой лучшей, по ее словам, резкостью, смогла в мельчайших деталях рассмотреть и запомнить событие, проходящее в деле как похищение. Причем отдельные и очень важные детали вспомнились ей лишь спустя полтора года после события. В своем объяснении от 12 октября 2016 года, данном следователю Зайцеву, свидетель ни одним словом не обмолвилась о том, что видела точку лазерного прицела на футболке одного из сотрудников базы (свидетеля Суворова). И давая показания в суде, она эту точку вспомнила. Не удивительно? Нет, если учесть, что речь в начале дела шла лишь о пластиковых пистолетах, да и дела, собственно, еще никакого не было.

Но и это еще не все. Наряду с выдающимися способностями, некоторые свидетели, наоборот, явили суду на удивление короткую память, больше похожую на амнезию. Впрочем, об этом мы расскажем в одной из следующих глав.

БЫЛ БЫ ЧЕЛОВЕК…

Бытует в России такая горькая то ли шутка, то ли предостережение, то ли констатация: был бы человек, а статья найдется. Однако, чтобы отправить человека в места не столь отдаленные на какой-то определенный и желательно длинный срок, одной статьи мало. Лучше две. А еще лучше три, да потяжелее. И чтобы с оружием, и чтобы группой лиц, и совсем хорошо, чтобы группой организованной, то бишь бандой. Вот тогда можно гарантировать, что клиента упакуют надолго и всерьез – так, чтобы без амнистий и УДО. И те, чьи «ништяки» по службе во многом зависят от исхода возбуждаемых и ведомых ими дел, зачастую пускаются во все тяжкие, чтобы только доказать и предварительный сговор, и стволы (и хорошо, если со стрельбой!). Чтобы деяния подследственных тянули не на банальную бытовуху, а на те статьи, сроки, по которым отмеряются двухзначными цифрами, а то и стремятся к бесконечности. Вот тогда будут оперативник и дознаватель, как говорится, в шоколаде. А если к тому же имеется и заинтересованное в исходе дела и хорошо материально обеспеченное лицо, то можно будет и старенький «рено» на новенькую «камри» поменять и вообще надолго забыть о финансовых проблемах. Есть, в общем, к чему стремиться. И это не вымысел, не оговор. Это, скорее, констатация.

Но есть и еще одна констатация. Достаточно тревожная. В нашей стране продолжает снижаться количество оправданий в судах, и без того необычайно низкое. Сегодня почти 80% всех оправдательных приговоров приходится на дела частного обвинения (где сторона обвинения представлена не обязательно прокуратурой, а в обвинительном приговоре отсутствует «государственный интерес»), но сами эти дела составляют (внимание!) лишь восемь процентов уголовных дел, рассмотренных судами.

Если исключить из рассмотрения дела частного обвинения, то получится, что оправдание сегодня получает приблизительно один из тысячи подсудимых. Это ничтожная цифра. Более того, с 2008 года доля оправданий в российских судах упала в два с половиной раза. Многие эксперты из числа адвокатов говорят о том, что репрессивные тенденции усиливаются и в других отношениях. В частности, что суды все менее строго относятся к следователям и прокурорам и их доводам, что снижается уровень требований судей к материалам, поступающим из правоохранительных органов, что последним все чаще сходят с рук небрежности в оформлении дел и процессуальные нарушения.

Другими словами, федеральные суды все в большей степени становятся придатком силовых и правоохранительных органов, и их роль в разрешении уголовных дел все меньше.

А вот вам и третья констатация: наблюдая за процессом, которому посвящен наш цикл, мы с каждым днем все более убеждаемся, что эксперты абсолютно правы, и Ульяновский областной суд есть не что иное, как тот самый придаток силовых и правоохранительных органов, о котором сказано в предыдущем абзаце. И вот почему.

ВОПРОС ОТВЕДЕН

Статья 15 УПК РФ гласит, что уголовное судопроизводство осуществляется на основе состязательности сторон. Что это означает? А то, что функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же должностное лицо. А суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты. Суд создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав, а стороны обвинения и защиты равноправны перед судом. Если воспользоваться лексиконом спортивных болельщиков, то можно сказать, что на данном судебном процессе судья (председательствующий), исполняющий роль рефери в состязаниях обвинения и защиты, явно подсуживает первой и ставит в невыгодные, можно сказать, проигрышные условия. В чем это выражается?

Мы вряд ли ошибемся, если скажем, что чаще всего в ходе данного протеста из уст председательствующего звучит фраза: «Вопрос отведен». Могут быть и вариации, типа «протест отклонен» или «запрос отклонен», но ключевое слово, означающее так или иначе отвод или отказ, звучит неизменно. Сколько раз оно уже прозвучало с начала судебных заседаний, и сколько еще прозвучит, известно, наверное, одному Богу, или кто там судьям покровительствует. Возьмем лишь один эпизод. После того, как в зале суда прозвучали показания килле… потерпевшего Кораблева, у защиты возникло немало к нему вопросов, и адвокат Елена Гораш, дождавшись «отмашки» председательствующего, приступила к допросу потерпевшего. Но из 26-и заданных ей вопросов судья отвел 23 – хороши состязания, не так ли? Та же участь постигла и остальных представителей защиты – председательствующий буквально рта им не давал раскрыть! Примерно в той же пропорции слова «вопрос отведен» звучат и в других эпизодах этого процесса.

Разумеется, такое неравное отношение к сторонам-участницам процесса не могло остаться незамеченным. Не раз и не два адвокаты подсудимых ставили перед судом юридические вопросы по ведению процесса, заявляли об отводе судьи, но их словно не слышали, а, если точнее, не слушали. И, невзирая на протесты защиты, председательствующий шаг за шагом ведет процесс к какому-то, известному только ему, ориентиру. При этом у стороннего наблюдателя возникают сомнения в том, что ориентир этот обозначен Законом…

Александр Семенов