Модернизация медицины как геноцид российского народа. Видеообращение к Президенту России Владимиру Путину

— Очень бы хотелось, чтобы это обращение дошло именно до Владимира Владимировича Путина. Потому что ему доходят все извращенные статистические данные, которые он докладывает по телевизору. И нам, старым врачам, слушая его, становится дурно, мол, у нас все хорошо.

#video=cXvQ8etjr3o#

В медицине очень все плохо. Вся модернизация, которую сейчас проводят, ведет к тому, что количество населения резко падает. Если взять наш Сенгилеевский район, то буквально за последние десять лет население сократилось с 30 тысяч до 20 тысяч. Кроме того, я как врач-инфекционист хочу обратить внимание на инфекционные болезни. Если другие болезни (сердца, онкологические) можно скрыть, то инфекционные скрыть нельзя. Если их скроешь, они обязательно вылезут в другом месте. На ту же лихорадку Эбола где-то в Африке выделяют большие деньги, а на наш туберкулез денег не хватает. У нас очень много больных умирает от туберкулеза и СПИДа.

Если взять мое инфекционное отделение, которое все время грозятся закрыть, но видимо боятся это сделать, потому что у нас в районе очень много инфекций и очень много туберкулеза. В Ульяновске было два тубдиспансера. Один закрыли, другой тубдиспансер переполнен. Больные умирают десятками в тубдиспансере за Волгой. Врачи там увольняются и уходят в частные клиники. Душа болит, глядя на это все безобразие. Но на местах мы ничего сделать не сможем, потому что начальство говорит, что это все идет сверху. Медицина превратилась в сферу услуг, а услуги платные. Мы видим, что медицина рушится.

Ещё хочу сказать про тот бардак, который творится у меня в инфекционном отделении. Например, нас заставляют писать липовые истории болезней, чтобы заработать денег. Мы должны работать по СНиПам, которые никто не отменял, но устраивают какие-то торги, аукционы, чтобы брать бактериологические анализы на кишечную группу. В течение прошлого 2014 года я весь год боролась с нашими чиновниками, потому что не были заключены договоры, и все это мы делали без анализов. Нас пытались заставить просто снимать диагнозы туберкулеза. Но как старый врач просто снять диагноз я не могла, не имела право. Я ставила эти диагнозы. И они у нас ушли. У нас много кишечных инфекций, но они все ушли под маркой острых кишечных инфекций невыясненной этиологии. Никому отчеты наши не нужны. Страховые компании приезжают, чтобы проверить, где неправильно поставлена запятая, а не то, что нет анализов, история липовая. Проблем очень много, прошу обратить на это внимание.

В Сенгилеевском районе растет онкология, и такие болезни скрыть очень трудно. В онкологический диспансер в Ульяновске громадная очередь. Если даже у себя на месте поставим диагноз вовремя, то пока больной доберется до онкодиспансера в областном центре, у него будет уже 4-я стадия.

Вообще туберкулезные больные стараются скрыть этот диагноз, потому что это социальная проблема. В нашем районе в Красном Гуляе очень много больных с различными заболеваниями легких. Это не только туберкулез, но и силикоз, так как там построили новый завод по обработке каких-то смесей. В местной газете была заметка с вопросом, почему так много заболеваний в Красном Гуляе. Наша исполняющая обязанности главного врача отвечала, что они все делают, и люди проходят флюрографию. Но я хочу сказать: флюорограф у нас старый, не пригодный. Флюорография нам абсолютно ничего не дает. После того, как наш рентгенолог пишет на флюорографии, что все нормально, мы делаем большие рентгеновские снимки, и с ними отправляем больных в тубдиспансер, то диагноз – туберкулез — подтверждается. Но к тому моменту бывает уже поздно вылечить таких больных. У нас умирает молодежь.

Еще одно больное место нашей Сенгилеевской районной больницы – это хирургия. Можно сказать, что у нас хирургическая служба обесточена. У нас нет врачей-хирургов. Был очень хороший хирург Некрасов Александр Михайлович. Но его, как говорят в простонародье, «съели». Была у него стычка с главным врачом. Не знаю, на какой почве, но он вынужден был уехать. Сейчас прислали двух молодых, которых Александр Михайлович научил бы работать, если бы сам здесь работал. Но его нет, а от них толку никакого. Есть еще один врач, на котором все держится, но он один ничего сделать не сможет.

Такой пример. На праздники мне звонит одна пожилая женщина. Привезли внука из поселка. У внука болит живот. Вызвали «скорую помощь». «Скорая» посмотрела и предложила перевезти ребенка в инфекционное отделение. Бабушка звонит мне: можно к вам в отделение? Я спрашиваю, что с ребенком: температура, рвота, понос? Оказалось, что у него просто болит живот. Тогда я позвонила сама в «скорую помощь». Там работает медсестра, которая всю жизнь работала в детском саду, а теперь работает на скорой помощи. Ее зовут Галина Зинкина. Я ее спросила, что с ребенком, и почему она предложила повести ребенка именно в инфекционное отделение, а не, например, в хирургию. Вдруг там аппендицит? Она ответила, что нет у них хирургов, поэтому решила так. Я предложила этого ребенка сразу отвезти в Ульяновск, где ему поставили подозрение на язву двенадцатиперстной кишки. Конечно, там ничего инфекционного нет, и не было.

В нашей районной больнице функцию врачей выполняют медсестры. Говорят, что у нас не хватает кадров, но если посмотреть по отделу кадров, то все ставки заняты. А врачебные обязанности у нас выполняют медсестры. Медосмотры, которые на мой взгляд, тоже липовые, отмечают сестры, а в табелях отмечено, что у нас работают врачи. Например, они приезжающие 1-2 раза в месяц. Это окулист, дерматовенеролог, невролог. У нас все врачи на бумаге есть, а на деле эту работу выполняют медсестры, не имеющие на это никакого права. Мне известно, что к нашему главному врачу Любаеву обращалась выпускница медфака Ермохина, желающая работать у нас в Сенгилее детским врачом. Ей сказали, что мест нет. А мест нет, потому что их занимают виртуальные врачи.