Александра Маринина в новом романе увековечит Ленина, Керенского и дореволюционный Симбирск

Дореволюционный Симбирск и его самые известные жители тех времен – от Керенских до Ульяновых – станут персонажами нового романа «русской Агаты Кристи». Почему писательница так не любит этот титул, а также о своей очередной работе и не только Маринина рассказала в эксклюзивной беседе с Ulnovosti.ru.

— Я нахватала в Ульяновске массу полезной информации. И в музее первой гимназии, и в ленинских и театральном музеях. Новый роман будет о нескольких поколениях российских юристов, начиная с середины позапрошлого столетия и по сей день. Действие будет происходить не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в уездных центрах России. В том числе в Симбирске. В Москве собирать информации о процессе гимназического обучения не так привлекательно. У вас специалисты лучше. Здесь я точно знаю, что научный сотрудник музея «Классическая гимназия» ответит на все мои вопросы. В Москве, как в крупном столичном городе, уровень музейного дела намного ниже. Потому что вопросы краеведения в столице вытеснены проблемой зарабатывания денег. Название вашего города в моей новой книге будет обязательно. Когда дело дойдет до февральской и октябрьской революций, от Симбирска не увернешься. Мои персонажи никак не смогут обойти молчанием рассказ Керенского-старшего о замкнутом, нелюдимом мальчике Владимире Ульянове. Герои непременно зададутся вопросом, как человек, в юношеские годы не ставший лидером и душой компании, вытворил такое.

ВЛАДИМИР УЛЬЯНОВ – ШИЗОИДНЫЙ ТИП?

— Вообще после прогулки по Венцу возникает ощущение огромности неба и изобилия воздуха. Особенно после Москвы, где дышать просто невозможно. И я искренне не понимаю, пусть это прозвучит крамольно, как кудрявому мальчику, выросшему в этом покое, могли прийти в голову все те разрушения, которые он потом учинил. Психологически это чисто шизоидный тип. Особенно это становится понятно, когда читаешь характеристику, данную ему Керенским-старшим. Упертый, умный с блестящей памятью, но, тем не менее, по логике всего лишь «хорошо».

— В апреле этого года исполнилось 20 лет вашей первой книге про Каменскую «Убийца поневоле». Но в вашей официальной библиографии к весне 1995 года относится еще одна ваша повесть «Шестикрылый Серафим», который вы до сих пор запрещаете издавать. Почему?

— Просто «Шестикрылый Серафим» мне не нравится. Эта книга написана в соавторстве и стилистически сильно отличается от всего написанного позже мною одной. Там нет никакой Каменской, книга совершенно по-другому структурирована, она нечеткая. Там есть любопытная идея, которая мне самой нравится. Но это не привычным образом написанная книга Марининой. Я не могу донести эту мысль до всех моих читателей. Поэтому в широком доступе «Шестикрылый Серафим» сегодня есть лишь в интернет-библиотеке Мошкова, которому я сама дала добро на публикацию.

ДЕПРЕССИЯ, ПРИБАВКА ВЕСА, БЕСКОНЕЧНЫЕ СЛЕЗЫ И НИ ОДНОЙ СТРОЧКИ

— Вам до сих пор плохо работается дома и, чтобы написать новый роман, вы специально ежедневно едете в офис на работу?

— После того, как в 1998 году я вышла в отставку, пыталась честно работать дома. Была уверена, что у меня это получится и отлично все напишется, поскольку теперь никуда не надо ехать на метро с пересадками по полтора часа в один конец. В результате я получила депрессию на полтора года, прибавку веса на 16 килограммов, бесконечные слезы и ни одной написанной строчки. После чего мой бывший начальник, он же мой литературный агент, прототип полковника Гордеева сказал: «Я все понял. Тебе просто нельзя сидеть дома. Будешь, как миленькая, каждое утро приезжать и сидеть. Не хочешь писать – читай книжки, раскладывай пасьянс на мониторе. Но выйди из дома и поедь на работу». Был оборудован офис в центре Москвы, где мне выделили маленькую комнатку с компьютером. И как только я там появилась, у меня мозг сразу же включился. Он просто так привык с трех лет – утром встала и в садик, в школу, в университет, на работу. Если не встала, значит – выходной. Как только мозг заработал в привычном режиме «встала-вышла», он снова начал нормально функционировать.

«СТОЙ, РУКИ ВВЕРХ, МЫ ТЕБЯ АРЕСТОВАЛИ!»

— Всегда ли вы знаете, чем закончится ваша новая книга?

— Я не раскрываю преступление вместе с героями. С самого начала я знаю, для чего я пишу книгу. У меня не бывает, чтобы я в самом начале положила три трупа крестиками в подворотне и потом маюсь, кто же их убил. Я знаю, кто и зачем это сделал, но мне интересно, почему преступник сделал именно это и именно так. И почему, тот, кто это преступление раскрыл, обо все догадался, на основе какой информации и душевных движений. Заключительная сцена не планируется заранее, у героев же своя жизнь, и каждого из них нужно довести до логического финала. Чем все закончится, я сама не знаю до самого конца. Как кривая вывезет. Я же не могу закончить фразой: «Стой, руки вверх, мы тебя арестовали!» Исключение – «Убийца поневоле». Тут я изначально точно знала, какой должна быть последняя сцена, и к ней подтягивала весь сюжет.

— Насколько вас, как автора, трогает судьба ваших персонажей?

— Над судьбой жертв преступлений, которых я сама придумала, не плачу. Мне их не жалко по определению. Хотя над вымыслом слезами обливаюсь. В том числе и над своим. Я столько слез пролила, когда сочиняла судьбу Любе Романовой в своей саге «Взгляд из вечности». Она всю душу из меня вынула. А после «Оборванных нитей», которые я закончила в 2012 году, эта книга отпустила меня физически только полгода назад. Я буквально болела после всех этих обильных подробностей паталогоанатомического материала, картинок и описаний. Писала, жила, функционировала, как жена, дочь, подруга, автор. Но в себя пришла лишь через два с половиной года.

МУЖИКАМ ИНТЕРЕСНЕЕ КРИЗИС В ГОНДУРАСЕ

— Вас лишь в последнее время перестали называть «русской Агатой Кристи». Как вы сами относитесь к этому «званию» и к самому понятию «женский детектив»?

— «Женский детектив» существует. Другое дело, оправдано это понятие или нет. «Русская Агата Кристи»? Где она, а где я? Ничего общего вообще близко не лежало. Кроме того, что мы обе – женщины. Детективные истории, написанные мужчинами, отличаются от женских просто потому, что мы разные по устройству мозга, по способу мышления, по эмоциональному строю и устройству нервной системы. Всем мужикам интересно во власть ходить. Среди женщин таких единицы. Мужикам интересно обсудить экономический кризис где-нибудь в Гондурасе. Женское мышление тактическое, оно направлено в первую очередь на решение самых необходимых задач жизнеобеспечения – себя, детей, семьи. Женщина возделывает свой огородик. А мужчина озирает окрестности и смотрит, что это там за ничей огород в десяти километрах. Это мышление стратегическое. Мужикам интересно про политику. Причем даже в тех государствах, которые ну никак не граничат с нашей страной. Вам интересно про футбол, от которого ничего в вашей жизни не меняется. Не прибавят зарплату, родители не выздоровеют, дети не будут лучше учиться.

— Вы сами произнесли эти два слова: «власть» и «политика». Ваш крайний роман «Казнь без злого умысла» политизирован умышленно?

— У меня есть более политизированный роман «Не мешайте палачу». В «Казни без злого умысла» мне просто пришло в голову написать о мужской дружбе. Я захотела, чтобы один из друзей был мэром, другой – начальником УВД, а третий – бизнесменом. И тут без политики обойтись было просто нельзя. Конфликт в ходе предвыборной кампании иначе не опишешь. Это не правильно. Хотя на самом деле я политику не любою и стараюсь о ней не писать.

«НАХРАП» И «ЛОХОТРОН», ИЛИ У ПРЕСТУПНИКОВ ТОЖЕ БОЛИТ ГОЛОВА

— Когда в МВД вы занимались научной работой, то в числе прочего составляли некий обобщенный портрет преступника в нашей стране. Для этого приходилось по тюрьмам ездить, с лицами, совершившими тяжкие преступления, общаться. Страшно не было?

— Нет. Преступники ведь такие же люди, как мы. Они рождаются в тех же роддомах, ходят в те же школы и учатся по тем же учебникам. Когда у них болит голова, они точно также идут

в аптеку и покупают анальгин. Встречи в местах лишения свободы с заключенными формировали мои представления о том, какие они бывают, в каких семьях воспитываются, какое детство проживают, чем руководствуются при принятии решений. Этого знания у меня было много. И из него я затем «вылепливала» тех преступников, которые мне были нужны для моих романов.

— Не очень ли вас затруднит одной фразой описать российскую преступность последней четверти века?

— Преступный мир сложен и многообразен, со своей внутренней структурой и взаимосвязями, которые подчиняются определенным закономерностям. Но если вы очень хотите получить одно слово, то, скажем, преступность «лихих 90-х» можно было охарактеризовать словом «нахрап». А для преступности «нулевых» и последних пяти лет подходит понятие «лохотрон». Эти слова характеризуют российскую преступность, но никак ее не исчерпывают.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ХИТ-ПАРАД ОТ МАРИНИНОЙ

По ее собственным словам, личный хит-парад любимых авторов и книг Александры Марининой выглядит следующим образом.

1. Нил Дональд Уолш.

— Это покруче любого детектива. Особенно трехтомник «Беседы с Богом». В непростой жизненной ситуации почерпнула оттуда принципы позитивного мышления. И использовала полученные знания в своей книге «Фантом памяти».

2. Джесси Келлерман.

— «Философ» – просто очень хорошая книга, от души рекомендую. Из триллера «Голем в Голлувуде» узнала, что у Каина была сестра-близнец.

3. Валентин Пикуль. «Ступай и не греши».

— Интересная история Ольги Палем, уголовное дело которой обязательно войдет в мой будущий роман.

4. Романы Александра Беляева «Человек-амфибия» и «Голова профессора Доуэля».

— Пробудили во мне интерес к литературе вообще.

5. М.Е. Салтыков-Щедрин. «Господа Головлевы».

— Роман сильно затронул мои чувства и повлиял на мировоззрение.

Иван Собакин