Пт. Мар 29th, 2024

Людмила Дуванова: Каша и немножко нервно

Теперь о том, что болит. Прежде всего – совесть, но она как категория отжила своё в России, причем, далеко не вчера. У меня, атеистки, чудом сохранилась.

И для меня, пришедшей на Северное кладбище 23 апреля прибрать могилу отца, который «отбарабанил» на Великой (она же Отечественная) все годы, стали откровением сегодняшние мальчики, одетые в «потешную» форму, которые (под присмотром взрослых дядек) занимались могилами, видимо, «более лучших фронтовиков», отмеченных в официальном списке.

На памятнике отцу – звезда. Есть и даты жизни и смерти; тирешка такая: 1923-1976. Он ни … не имел при жизни, которая уткнулась в полвека, но объясните, если «никто не забыт», почему отец и по прошествии 38 лет в измерении «ничто не забытого», не удостоился метлы юного потешного войска?

Откровенные разговоры нынче не в моде, даже на кухне – всех интересует либо диета, либо способы чекистской прослушки. Оттого – зазеркалье. Оттого – «скажи мне по губам, пойму, что – наш». Оттого – мириад писаний журналистов про ЖКХ, потому что это главная зловонная портянка, которая не только объединяет, но и отвлекает электорат (понятие «народ» неуместно) от действительности совести.

Почему она, совесть, законодательно просыпается в «россиянах» только в канун очередной годовщины окончания Войны? Почему нашу семейную память государство все время пытается ритуально связать лишь с победами, но не с бедами? Почему телевизор 9-10 мая полон «сталинградов», «стариков, идущих в бой», почему нет ежегодного Климовского «Иди и смотри» и «Восхождения» Шепитько?

Еще лет пять, и столетние фронтовики – настоящие, не обозные – будут просто молча смотреть в объектив камер, как это делают сейчас столетние долгожители, не понимающие нежданной суеты в доме.

Если многих детей, внуков и правнуков фронтовиков Великой Отечественной устраивает ежегодный парадный официоз и запредельные (по современным российским стандартам) пенсии и льготы их, выживших, что можно говорить о состоянии ума и совести их дальнейших родственников!

Я горжусь, что мой отец, артиллерист, выпускник воздушно-десантного училища ноября 41-го, сразу отправленный на фронт, никогда не стоял в семидесятых годах в гадких очередях фронтовиков за коврами и стенками. Я рада, что он не дожил до позора двухтысячных — «улучшения жилищных условий». Я не знаю, насколько велика радость фронтовика через 69 лет после Победы, через тысячи суток ежесекундного ожидания сестры-смерти зажить, наконец, не с толчком во дворе, а соседстве с внуками и правнуками, которые постоянно смотрят на календарь.

Настоящие праздники, от которых болит сердце, но светлеет душа, не нуждаются в патриотическом официозе. Настоящий праздник – когда близкие люди не наигранно, не в надежде потратить близкий пенсион фронтовика, а просто от единости рода искренне радуются, что старый, полуослепший, с болезнью Альцгеймера глухой старик (старуха) еще рядом, еще – с ними. Такой праздник родные люди вольны устраивать для фронтовиков каждый день — не только тот, что призван государством пополнять ряды патриотов. Этакий «Спас на крови»…

Не утыкаясь в современные банальности – ленточки, гречневую кашу (которой на фронте не было), пресловутые 100 граммов – с тоской замечаю, что фронтовики как герои интересуют молодое поколение все меньше: пиво, танцы, балдеж, фейерверк – немногие решаются на «подвиг» вывезти и увезти родных стариков с праздника и на праздник.

Немногие научаются жить подальше от государства и поближе к генеалогии. Но только это делает народ единым – не лозунги, не фейерверки, не чины и должности – сердечность к близким в роду. Поменьше государственной риторики, побольше человечности, это и есть самое великое понимание Великой Отечественной.

Помни, что ты человек. Фрэнсис Бэкон.

Людмила Дуванова